Статьи

И.В. Клюн (1873–1943), один из ярких представителей русского авангарда, на протяжении нескольких десятилетий исследовал теорию цвета и возможности работы с цветом на практике. Он считал цвет ключевым «элементом» живописи, отличающим ее от других видов искусства. Одновременно художника интересовали закономерности, по кото- рым цвет взаимодействует с другими «элементами» живописи — светом, формой, фактурой и т.д. Наиболее плодотворным результатом этой работы можно назвать группу произведений, которые были написаны Клюном в первой половине 1920-х гг. по принципу «свет-цвет» и представляли собой оригинальный вариант беспредметного искусства, выросшего на основе супрематизма. Эта часть наследия художника до сих пор не привлекала специального внимания исследователей. В настоящей статье прослеживаются предпосылки перехода Клюна к работе по принципу «свет-цвет», выясняется, как им была продолжена и теоретически обоснована тенденция «распыления» цвета, которая появилась в среде русских художников-беспредметников около 1917 г., но по разным причинам не получила долговременного развития в творчестве большинства из них. Предпринимается попытка вписать группу работ по принципу «свет-цвет» в художественный контекст эпохи и сопоставить ее с творчеством К.С. Малевича, О.В. Розановой, А.М. Родченко и др. Исследуется концептуальное обоснование Клюном принципа «свет-цвет» и его укорененность в мировоззрении художника, увлеченного идеей всеобщего ритма, по которому, как он считал, развивается вся Вселенная и который становится явным в произведениях искусства. Свои композиции, где геометрические формы наполнены динамикой и светом, лишены четкости и как бы «распыляются» в пространстве, Клюн программно противопоставлял «застывшим формам» супрематизма Малевича, с которым у него завязалась полемика. Работы по принципу «свет-цвет» рассматриваются как особый вариант геометрической абстракции, созданный Клюном в качестве оппозиции не только супрематизму, но и производственному искусству начала 1920-х гг.

Выборы 1999 г. сыграли важную роль в деле становления современной партийно-политической системы России. Среди исследователей бытует мнение, что данные выборы стали полем противостояния двух группировок российской элиты. Одну из них представляла федеральная власть, озадаченная реализацией плана «преемник», другую — региональная элита, представители которой пытались оспорить кремлевский сценарий. Каждая из сторон, сообразно логике партийных выборов, обзавелась собственными избирательными объединениями. Прокремлевский блок был представлен Межрегиональным движением «Единство», а губернаторскую фронду олицетворяла коалиция «Отечество — Вся Россия». В ходе напряженного противостояния «партия Кремля» сумела одолеть объединение губернаторов, изначально обладавшее гораздо бóльшими шансами на победу. В качестве слагаемых этой победы исследователи называют эффект информационных войн, успех контртеррористической операции в Чечне и, наконец, личную популярность преемника, открыто поддержавшего «Единство». Однако все эти факторы не позволяют объяснить, как избирательное объединение, зарегистрированное всего за два месяца до выборов, сумело добиться рекордных результатов. Цель данной статьи — проанализировать особенности электоральной стратегии «партии Кремля» в ходе реализации первого этапа операции «преемник». Предметом исследования является механизм кризисной консолидации, который использовала президентская власть для продвижения своих электоральных интересов в условиях политического цейтнота. Формирование очередной «партии власти» рассматривается в контексте российской электоральной политики конца 1990-х гг. Такой подход позволил сформулировать вывод, согласно которому залогом успеха «Единства» стала смешанная избирательная система, с которой так упорно боролся президент после 1993 г. Кремлевские политтехнологи, опасаясь партийных выборов, пытались увести избирательную кампанию «Единства» от сугубо партийной проблематики, фактически превратив ее в голосование в «федерально-одномандатном» округе, где исподволь баллотировался один-единственный кандидат с высоким персональным рейтингом. Так Кремль, проиграв кампанию за отмену выборов по партийным спискам, сумел частично навязать свой сценарий «одномандатного голосования» в общефедеральном округе .

В статье проанализированы основные направления и приоритеты военной политики Республики Корея в период IV–V Республик в 1979–1987 гг. Предпринята попытка охарактеризовать внутри- и внешнеполитический контекст выработки военной политики Южной Кореи, выявить основные инструменты ее реализации и дать оценку тем изменениям, которые были привнесены администрацией Чон Духвана. В военно-политическом курсе Чон Духван продолжил многие инициативы своего предшественника Пак Чонхи, однако внес и значительные коррективы, имевшие более компромиссный характер. Итогами военно-политического курса в этот период можно считать значительный прогресс в военно-техническом развитии государства и переход от единичных проектов к массированному производству военной техники южнокорейского производства; снижение опоры на финансовую поддержку США и внедрение более эффективной системы планирования и бюджетирования; трансформацию отношений с США, игравших роль ключевого военного союзника Республики Корея, в результате которой Сеул стал скорее равноправным партнером Вашингтона, нежели клиентским государством. Тем не менее, несмотря на снижение экономической зависимости, Южной Корее не удалось достичь полной политической независимости от США: режиму Чон Духвана, пришедшему к власти в результате военного переворота, требовалась поддержка со стороны союзника, в связи с чем руководству страны пришлось пойти на ряд уступок. К таковым можно причислить отказ проводить разработки в рамках военной ядерной программы, инициированной предыдущей администрацией, заморозку развития ракетной программы и роспуск значительной части научно-исследовательских кадров, занятых в развитии ракетных вооружений, а также добровольное согласие Южной Кореи придерживаться ограничений в разработке баллистических ракет согласно условиям двусторонних договоренностей с США 1979 г. Источниковую базу исследования составили Белая книга обороны Республики Корея (основной документ военной политики страны) и другие официальные документы, а также документы внешней политики США.

Цель данной статьи — изучение практики проектирования и преобразования сельского расселения Куйбышевской области в 1970-е — первой половине 1980-х гг. Основное внимание уделено проблеме сселения «неперспективных» сельских населенных пунктов, являвшегося в изучаемый период основой расселенческой политики в стране. Этим обстоятельством, а также тем, что основная нормативно-проектная база данной политики в Куйбышевской области была разработана лишь к на- чалу 1970-х гг, а к середине 1980-х государство отказывается от разделения сельских населенных пунктов на «перспективные» и «неперспективные», обусловлены хронологические рамки исследования. Кроме того, именно в эти годы в Куйбышевской области в целом и Ставропольском районе в частности (на материале которого преимущественно и рассмотрена практика сселения «неперспективных» сельских поселений) расселенческая политика на селе осуществлялась особенно активно. Реорганизация сельской поселенческой сети была призвана стать фактором качественного подъема уровня жизни сельчан и одновременно — роста сельскохозяйственного производства. В регионах начинают разрабатываться схемы районных планировок с выделением «перспективных» и «неперспективных» сельских на- селенных пунктов. В отечественной исторической науке с начала 1990-х гг. наиболее распространенной является точка зрения, что отнесение десятков тысяч сельских населенных пунктов к категории «неперспективных» привело в конечном счете к интенсивной миграции населения. Но для всей ли территории России такая взаимосвязь являлась характерной? Для Нечерноземья, где государство, так или иначе, финансировало расселенческую политику, данный фактор действительно имел существенное значение. Однако целенаправленная реализация ее осуществлялась далеко не во всех региональных зонах РСФСР. Подтверждением тому является история данного вопроса на территории Среднего Поволжья, в частности, современной Самарской области. Результаты данного исследования позволили в определенной степени переосмыслить сложившийся в отечественной исторической науке подход к проблеме ликвидации «неперспективных» деревень в нашей стране в 1970-х — первой половине 1980-х гг.

Предметом исследования настоящей статьи являются усилия дипломатии республиканской Испании, ключевой фигурой которой являлся видный общественный и политический деятель Фернандо де лос Риос (1879-1949), направленные на получение американской помощи в годы гражданской войны (1936-1939). Рассмотрен каждый аспект деятельности Ф. де лос Риоса как посла республиканской Испании в Вашингтоне в 1936-1939 гг.: усилия, направленные на отмену американского эмбарго на продажу вооружений Испании; привлечение внимания руководства США и американской общественности к итало-германской интервенции; ведение активной кампании в поддержку республиканской Испании посредством публичных лекций, выступлений и культурной дипломатии, направленной на то, чтобы американское общественное мнение окончательно солидаризировалось с делом Республики. Как правило, в рамках исследования гражданской войны в Испании и позиции США большее внимание в отечественной историографии уделяется выработке американского законодательства о нейтралитете. Меньшее внимание уделено анализу политики собственно республиканской Испании в отношении США в этот период. В настоящей статье впервые в отечественной литературе были использованы материалы из личного архива посла Фернандо де лос Риоса - документация посольства Испании в Вашингтоне в 1936-1939 гг. (г. Мадрид). Среди итогов дипломатии республиканской Испании в США в указанные годы можно выделить как позитивные, так и частично либо полностью безуспешные. Активная кампания в поддержку Республики, проводимая Фернандо де лос Риосом, в значительной степени способствовала формированию образа Испании как жертвы фашистской агрессии и внесла определенную лепту в критику политики нейтралитета. Однако, несмотря на все усилия посла и симпатии к делу Республики президента Франклина Рузвельта и американской общественности, эмбарго на поставку вооружений в Испанию оставалось в силе до 1 апреля 1939 г., так как США сохранили твердую приверженность нейтралитету.

Феномен «русского штрейкбрехерства», ярко проявившийся во второй половине 1920-х — 1930-х гг., является важной составляющей революционной истории Шанхая. Его начало относится ко времени Движения 30 мая 1925 г. В условиях начавшейся всеобщей забастовки студентов, рабочих и коммерсантов белоэмигранты нашли свою «нишу» в контр революционной деятельности: усилиями бывшего генконсула В.Ф. Гроссе и Комитета защиты прав и интересов русских было организовано привлечение белоэмигрантов в силовые отряды Международного сеттльмента. В основном белоэмигранты входили в состав «добровольной» армии для защиты сеттльмента, привлекались к охране и патрулированию. Они также занимались расклейкой пропагандистских листовок в китайских владениях Шанхая, действуя «партизанскими» методами. Рядовые эмигранты, желая получить еду и крышу над головой, забывали о классовой солидарности с китайскими рабочими и поступали на работу, предлагаемую местными властями: в табачных и судоходных компаниях, Китайской импортно-экспортной компании пиломатериалов, портах, на почте и других социально значимых предприятиях. Особенно ярким примером стала ситуация на электростанции. В ходе длительных переговоров между китайскими рабочими и Муниципалитетом проблема русских штрейкбрехеров занимала центральное место. Белоэмигранты, получившие работу на электростанции, фактически стали инструментом в руках иностранцев в борьбе с забастовкой. В конечном итоге после завершения забастовки из-за русского штрейкбрехерства китайских рабочих массово уволили из Департамента по электричеству. Для иностранцев и Муниципалитета Международного сеттльмента русские рабочие являлись лишь временным средством для борьбы с забастовкой. Большинство рабочих, получивших работу в частных компаниях, портах и других местах, было уволено сразу

Целью исследования является выявление того, как теоретические установки руководителей советской медицины и физкультурного движения в 1923–1926 гг., прежде всего Н.А. Семашко, воплощались на практике в молодежной среде и какова была роль в этом процессе комсомола. В указанный период под руководством медиков были заложены основы организации массового физкультурно-спортивного движения, причем основной акцент делался на оздоровление населения страны в целом и молодежи в особенности на основе научных изысканий и медицинского контроля. Опыт, полученный в те годы, был положен в основу последующей политики государства по популяризации физкультуры и спорта среди населения. Путем проб и ошибок были выработаны основные принципы организации физкультурного движения в стране на основе самодеятельных кружков физкультуры на предприятиях и в ведомствах, а также в учебных заведениях, что позволило получить эффект массового вовлечения молодежи, минимизировав капиталовложения государства в данную сферу. Чтобы обеспечить контроль за движением предполагалось задействовать комсомол, который должен был занять лидирующие позиции в кружках. В этот период также был поставлен и решен ряд важных вопросов: о допустимости соревнований в советской физкультуре, о видах спорта, имеющих право на существование в СССР, о том, как решать проблему нехватки квалифицированных кадров и как обеспечить материальную базу. Совместные усилия Высшего совета физической культуры при ВЦИК РСФСР и комсомола дали свои плоды к концу обозначенного периода, когда значительно увеличилось количество участников физкультурного движения. На данном этапе советский спорт еще не был спортом больших достижений и мировых рекордов, но со временем была создана сеть самодеятельных физкультурных коллективов, охватившая всю страну, что позволило выявлять талантливых спортсменов в юном возрасте, а для всех остальных сделать физкультуру и спорт частью советского образа жизни.

После присоединения Приамурья к России во второй половине XIX в. начался процесс заселения и хозяйственного освоения обширных дальневосточных территорий. В числе колонистов были старообрядцы из центральных и сибирских губерний Российской империи. Кроме того, в 1908–1914 гг. на Амур стали переселяться русские старообрядцы-липоване из придунайских стран — Австро-Венгрии, Румынии и Болгарии. Во второй половине XIX в. для переселявшихся в Приамурский край крестьян предусматривались значительные льготы. В начале ХХ в. хозяйственное освоение региона продолжалось на основании утвержденных 22 июня 1900 г. «Временных правил для образования переселенческих участков в Амурской и Приморской областях». С 1 января 1901 г. каждому члену переселенческой семьи мужского пола вне зависимости от возраста полагался 15-десятинный земельный надел. Как правило, в новых местах старообрядцы селились отдельными обществами. При широком распространении различных промыслов основным занятием старообрядческого населения края являлось земледелие. Торговля не получила должного развития, оторванные от основных административных центров и путей сообщения старообрядцы практиковали преимущественно натуральное хозяйство. Вопреки распространенному мнению, амурские крестьяне не игнорировали применение сельскохозяйственной техники.

Предметом исследования в статье являются образ и социально-хозяйственные практики среднепоместного дворянина одной из губерний Европейской России и его отношение к роли сельского хозяйства в истории страны и взаимоотношениям крестьян и помещиков. Анализируются гражданская позиция рационально мыслящего прогрессивного помещика, его мировоззренческие установки и мотивы рационализации хозяйственной деятельности накануне отмены крепостного права и в пер- вые пореформенные десятилетия. Статья базируется на материалах семейного архива смоленских помещиков Нееловых, в частности, документах, принадлежащих перу П.Д. Неелова, владельца имения Пески Гжатского уезда Смоленской губернии. Автор показывает, что стремление к повышению хозяйственной эффективности имений диктовалось экономическими интересами и гражданской ответственностью владельца, связывающего процветание своего имения и будущее России с развитием аграрного сектора. Отношение дворянина к крестьянам имело рациональный характер, их связывала общая хозяйственная деятельность, которая в эпоху крепостничества держалась на господстве и подчинении, но не исключала хозяйствен- ной эффективности, а после отмены крепостного права — на экономической ответственности при сохранении элементов патернализма. Основой процветания имения в крепостническую эпоху являлось рационально организованное управление крестьянами в сочетании с применением достижений агрикультуры. В пореформенное время на первое место вышли специализация хозяйства и гражданско-правовые договоры с крестьянами. Применение рациональных методов ведения сельского хозяйства в глазах русского помещика имело универсалистское значение для обоснования его гражданской позиции во времена крепостничества и эмансипации. Новизна исследования заключается в изучении проблемы гражданской ответственности дворянина на примере жизни одного человека в переломное для истории России время. Обращение к истории дворянина Смоленской губернии вызвано убежденностью автора в возможностях регионального и «антропологического» подходов и жанра микроистории при изучении хозяйственных и социальных практик, а также проблем гражданственности, рационализма и «моральной» экономики в крепостнической и пореформенной России.

В статье на основе анализа трактовки категории «свобода» (libertas) у Овидия рассматривается его восприятие политического режима Августа. Целью исследования является определение ключевых значений данного понятия через подробное рассмотрение контекста его употребления, а также выявление особенностей его семантических отношений с тер- минами «своеволие» (licentia), «закон» (lex), «право» (ius), «стыд» (pudor) и «страх» (metus, timor). В эпоху Республики lex и ius считались гарантами по- литической libertas, предохраняющими ее от вырождения в свою крайнюю форму — licentia. Последняя понималась как один из признаков деградации политической системы и предпосылка установления рабства и тирании, господства страха, насилия, разврата и несправедливости. Эти представления нашли отражение в поэзии Вергилия и Горация, увидевших в Августе защитника от подобных бедствий. Незнакомый с тяготами гражданских войн, их младший современник Овидий был носителем других ценностей, резко антагонистичных республиканской морали и многим положениям официальной идеологии принципата Августа. Имплицитно сформулированный им концепт свободы, помимо прочего, имел вполне определенное политическое содержание, ориентировавшее молодое поколение римлян на сопротивление конкретным аспектам системы принципата. Исследование показало, что термин “libertas” в трудах поэта семантически близок к понятию “licentia”. При этом в большинстве рассмотренных случаев данная категория имеет положительную коннотацию и означает возможность реализации любовных страстей, а также право высказывать в частной жизни непристойные мысли. Касаясь темы свободы, Овидий выразил недовольство сугубо республиканскими чертами правления Августа. Законы (leges) и нормы (iura) режима принципата, воплотившие в себе строгие моральные императивы эпохи Республики, на взгляд поэта, не только не служили гарантом свободы, но, провоцируя стыд (pudor) и страх (metus, timor), сурово ее подавляли и тем самым препятствовали реализации важнейшей для элегика ценности — личного счастья (felicitas).

В статье подробно анализируется недавно переведенная на русский язык монографии Р. Рехта «Верить и видеть. Введение в искус­ство соборов XII–XV веков» (1999). Рассматривая как саму монографию, так и ее перевод, автор отмечает прежде всего глубокие недостатки автор­ской концепции. Помимо самой книги обсуждается полемика вокруг нее в зарубежной историографии, ставятся некоторые актуальные вопросы, касающиеся новейших исследований готического искусства. Проблема тек­ста Рехта — это сомнительная концепция об усилении визуальности со­ борного пространства, якобы связанного с новым обрядом демонстрации гостии. При этом игнорируется позднероманская архитектурная традиция, и «искусство соборов» французского автора превращается в малодосто­верную искусственную конструкцию, в которой научная мода и несколько поспешные, поверхностные выводы преобладают над реальным анализом архитектурной формы. Возможно, именно поэтому здесь много ошибок в конкретном описании архитектурных памятников. В статье привлечен об­ширный историографический материал, который подтверждает сомнитель­ность методов и выводов Рехта. Особой темой рецензии является качество перевода. Терминологически он не выдерживает критики, в то время как архитектурный анализ требует безупречной точности описания (чего нет и у автора, а переводчик усиливает эти ошибки и добавляет к ним свои). Ошиб­ки эти проверяются по современным и старым публикациям, равно как и по сайту mappinggothicfrance с его бесценным визуальным ресурсом. Кроме того, иллюстрации книги не соответствуют авторским, а в самых важных случаях (при анализе соборов Буржа и Шартра, равно как и в других местах) они просто помещены не на своем месте. В заключение ставится вопрос о том, что всё же следует переводить из классической и новой литературы о готической архитектуре, если, конечно, переводить не так, как это сделано в рецензируемой книге.

Оружие дальнего боя (лук и стрелы, дротики) западных балтов в основном осталось вне поля зрения европейских археологов. Ста­тья посвящена редчайшим в прусской археологии находкам — наконеч­никам стрел эпохи викингов. Ситуация с этим разрядом археологических находок в исторической Пруссии в корне отличается от подобной картины на территории Литвы. Если там находки наконечников стрел обрнаружены преимущественно на городищах и являются следствием штурма этих укрепленных поселений неприятелем, то в Янтарном крае стрелы связаны исключительно с погребальными памятниками археологии. Во многом это результат слабой изученности прусских поселений, что является следстви­ем объективных причин. В большинстве привлеченных в статье погребаль­ных комплексов находки наконечников стрел единичны, поэтому следует полагать наиболее вероятной причиной их присутствия в погребениях смерть погребенного. Это положение может объяснить факт нахождения в могилах наконечников стрел, не извлеченных при жизни погребенного. Представленность на могильнике в урочище Кауп (Kl. Kaup) наконечни­ков стрел с шипами позволяет провести аналогии с находками таких же наконечников на ятвяжском городище Kaukai. Упомянутый могильник, содержащий останки западнобалтских купцов, мастеров и общинников, обитавших здесь в IX–XIII вв., планиграфически связан с торгово-ремес­ленным поселением эпохи викингов. Это поселение являлось важным зве­ном в цепи центров торговой активности жителей балтийского побережья и занимает важное место на Неманском янтарном пути XI–XII вв. Можно высказать предположение о конфликтах прусских и куршских купцов с автохтонными жителями Верхнего Понеманья, пользовавшимися, судя по находкам на расположенном в указанном регионе городище Kaukai, именно такими наконечниками стрел. Видимо, для этих торговцев прохождение Неманским путем не всегда было безопасным. Ланцетовидные наконечни­ки стрел на Каупе могут быть свидетельством конфликтов местных обита­ телей со скандинавами — естественными конкурентами прусских купцов на торговых путях Балтии.

В статье раскрываются основные вехи биографии извест­ного белорусского историка, летописца Белорусского государственного университета, организатора исторической науки и одного из руководите­ лей Белорусского государственного университета начала XXI в. профес­сора Олега Антоновича Яновского. Профессор О.А. Яновский внес несо­мненный вклад не только в развитие белорусской исторической науки и университетоведения, но также во многом способствовал расширению со­трудничества Белорусского государственного университета и Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. О.А. Яновский прошел путь от лаборанта кафедры истории СССР досоветского периода до первого проректора Белорусского государственного университета. В статье характеризуется деятельность О.А Яновского на посту декана историческо­го факультета БГУ в непростое время изменения образовательного процес­са в БГУ. Представлен его вклад профессора в становление россиеведения в Беларуси, в выработку образовательной концепции изучения истории Рос­ сии в белорусских университетах, подготовку учебной базы. О.А. Яновский стал одним из основоположников преподавания для студентов белорусских университетов дисциплины «Университетоведение», которая призвана показывать многогранное значение университетов в жизни современного общества. В статье показана его работа по осмыслению и обоснованию исторического направления «интеллектуальная история» при активном ис­пользовании просопографии. Это дало возможность приступить к изданию многотомного сборника «Интеллектуальная элита Беларуси». Отмечены основные направления деятельности ученого по реализации совместных программ БГУ и МГУ. С целью формирования более полного представления о личности О.А. Яновского в статье содержится материал о семье, увлечениях и направлениях творчества белорусского профессора. Особо значимыми видятся работы Олега Антоновича Яновского, посвященные страницам истории БГУ, личности его первого ректора и других ученых, которые объединяют славные страницы развития Белорусского и Московского государственных университетов. Авторы полагают, что жизненный путь ученого, представляющий собой яркий пример служения Отечеству и науке, будет интересен российскому читателю.

В статье впервые в русскоязычной литературе исследу­ются проблемы влияния негосударственных акторов международных от­ ношений — немецких аналитических центров (“think tanks”) — на процесс решения одной из основополагающих проблем Европейского Союза — ми­грационного кризиса. Обзор деятельности “think tanks” показывает, что эта тема является для них одной из важнейших. Исследование имеет междис­ципилинарный характер: помимо изучения материала источников, прежде всего самих аналитических обзоров и статистических данных, в нем применяется концепция множественных потоков Дж. Кингдона, а также ряд других политологических методов. С опорой на данный инструментарий про­ изводится оценка рекомендаций “think tanks” Германии по урегулированию ситуации с неконтролируемым потоком мигрантов в связи с событиями «арабской весны» в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Предложения оцениваются по степени влияния на процесс принятия решений, а также по уровню дальнейшей имплементации в действия Германии и Европей­ского Союза. Делается вывод о том, что, хотя предложения центров имеют рекомендательный характер, они нередко становятся основой для изменения политического курса страны и принятия новых документов. Таким образом, прослеживается связь между «проблемным потоком» и «потоком принятия решений» (в терминологии Дж. Кингдона). Так, идеи немецких аналитических центров стали основой для новой реформы Общеевропей­ской системы предоставления убежища, легли в основу предложения по созданию транзитных центров в ЕС и за его пределами. При их активном участии разрабатывается проблема начавшегося в 2015 г. сотрудничества между ЕС и Турцией по вопросу борьбы против нелегальной эмиграции. Большинство аналитических центров рекомендовало не создавать новых структур регулирования миграции на уровне ЕС, а действовать в рамках имеющихся механизмов. Дискуссия по проблемам миграционного кризиса продолжается в Европе до сих пор, и германские “think tanks” принимают в ней активное участие.

Проблема организации летнего детского отдыха приобрела особую актуальность в СССР в начале 1960х годов, что было вызвано целым рядом обстоятельств. Среди них - увеличение количества детей в городах, рост преступности среди несовершеннолетних и др. Состоявшийся в 1959 г. ХХI съезд КПСС поставил задачу приобщения школьников к производственной деятельности и одновременно стал отправной точкой для увеличения числа детских лагерей. В 1960 г. в школах были введены группы продленного дня, создававшиеся для того, чтобы школьники находились под присмотром. В летнее время такой присмотр осуществлялся в детских лагерях, однако их количество не соответствовало потребностям общества. Пионерские лагеря строились и содержались преимущественно на средства крупных предприятий и профсоюзов. активную роль в деле функционирования лагерей играли комсомольские организации. они занимались подготовкой вожатых, разработкой методических инструкций для внешкольной работы. Создание новых лагерей стало для них дополнительным направлением работы. Комсомольский бюджет в 1960-1970е годы был весьма скромным, поскольку формировался в основном за счет членских взносов. Это обусловило тесное сотрудничество комсомола с домоуправлениями, колхозами, школами. Комсомольские организации делали акцент на создании таких лагерей, содержание которых не требовало больших финансовых затрат. опираясь на широкий круг источников (документы Секретариата, Бюро и школьных отделов ЦК ВЛ КСМ, хранящиеся в фондах РГАСПИ), автор освещает ряд проблем, стоявших в сфере организации летнего отдыха детей в 1960-1970е годы. отчеты комитетов комсомола наглядно свидетельствуют, что в регионах страны пытались реализовывать различные формы такого отдыха, одновременно осуществляя поиск финансовых ресурсов. В частности, рекомендовалось во время летних каникул привлекать детей к хозяйственной деятельности. Таким образом, характерной чертой создававшихся в 1960-1970е годы лагерей труда и отдыха, школьных, производственных, спортивных лагерей, лагерей комсомольского актива стало их стремление к самообеспечению.