Вестник МГУ. Серия 8. История. 2019. № 2

Проблема миграционных процессов на Русском Севере получила широкое освещение в научной литературе. М.К. Любавский, М.М. Богословский, Н.В. Устюгов, П.А. Колесников, А.А. Преображенский и многие другие выявили масштабы, направления, причины и последствия крестьянских передвижений как на его территории, так и за его пределами. Однако вопрос о локальных крестьянских миграциях редко попадал в сферу интересов историков. Лишь недавно ученые обратились к данному направлению. Цель предлагаемой статьи — изучение внутриволостных крестьянских миграций в Устюжском уезде в XVII в. Территориальные рамки исследования — Вотложемская и Шемогоцкая волости, а также Сухонский Нововышлый, Ярокурский и Вондокурский станы. Источниковая база исследования представлена писцовыми и переписными книгами 1623–1626 гг., 1646 г., 1658 г., 1667 г. и 1678 г. Для выявления и изучения внутриволостных миграций использовался антропонимический метод, суть которого заключается в сопоставлении имен жителей крестьянских дворов из разных переписей. С его помощью создавались генеалогические схемы, которые впоследствии анализировались. В результате были сделаны следующие выводы. В XVII в. в Устюжском уезде имел место относительно низкий уровень стабильности сельского населения. Только 37% крестьянских семей, зафиксированных в книге 1678 г., проживали в своих деревнях на момент проведения переписей 1640-х — 1660-х гг. 15% семей сменили свое место жительства в пределах изучаемых волостей. В основном эти переезды были связаны с семейными обстоятельствами: хозяйственные разделы и помощь недееспособным членам семьи. Кроме того, некоторые миграции были вызваны хозяйственным разорением. Анализ направлений внутриволостной миграции показал, что крестьяне предпочитали переезжать в близлежащие деревни, причем наблюдался своеобразный «взаимообмен» между населенными пунктами. В целом, сельское население Русского Севера было очень мобильным, и переезды для крестьян не являлись редким явлением.

Цель статьи — наметить основные этапы складывания системы общественного питания в России, отделяя ее от собственно системы питейных заведений, с одной стороны, и от гостиничного дела — с другой. Такой подход связан с тем, что в исторической литературе формирование сферы общественного питания рассматривалось лишь фрагментарно, и большей частью в литературе популярной. Анализ начинается с XVI в., когда в источниках стабильно упоминаются реалии, связанные с торговлей кулинарными продуктами. Завершается анализ периодом 1914–1921 гг., когда сложившаяся система заведений общественного питания функционировала в чрезвычайных условиях. В статье уточняются некоторые термины. В частности, современный обобщающий термин «общественное питание» возник только в начале XX в. и первоначально имел узкое специальное значение. «Харчевный промысел», а затем «трактирный промысел» в разные хронологические периоды подразумевали разные виды торговли кулинарными продуктами. Базовое правовое определение для «заведений трактирного промысла» было сформулировано только в 1861 г. Особое внимание в статье уделено различиям между питейными и трактирными заведениями, поскольку в силу особенностей торговли типы заведений смешивались как в восприятии современников, так и в поздних исследованиях. Статья опирается главным образом на источники правового характера, так как именно нормативные акты создавали условия функционирования системы и требовали приспособления к этим условиям. Вместе с тем, правовому статусу заведений трактирного промысла исследователи уделяли меньше внимания, чем социокультурному. Остается открытым вопрос о степени трансформации декларируемых законом правил в ходе их приспособления к живым реалиям повседневности. Наблюдение за процессом взаимной адаптации правовых норм и организации трактирного дела нуждается в источниках другого типа. В данной статье автор сознательно отказывается от полноценного рассмотрения социокультурной роли заведений общественного питания и эволюции кулинарной составляющей, так как это тема отдельного самостоятельного исследования.

После ареста в декабре 1882 г. члена партии «Народная воля» Сергея Дегаева инспектору секретной полиции Георгию Судейкину удалось сделать его своим агентом-провокатором. Полученная затем от этого агента информация позволила полиции нейтрализовать многих бывших его товарищей по революционному подполью. Среди первых арестованных народовольцев была и Вера Фигнер. Вопрос о количестве лиц, которых Дегаев выдал полиции, не рассматривался специально в историографии, главным образом из-за того, что не сохранилась тетрадь, в которой Дегаев фиксировал, кого именно и когда он выдавал полиции, поэтому отсутствуют убедительные факты, доказывающие причастность именно Дегаева к аресту каждого конкретного лица из числа народовольцев, которые были выявлены и нейтрализованы полицией в 1883 г. В статье на основе впервые вводимых в научный оборот неопубликованных материалов Департамента полиции из Государственного архива Российской Федерации, а также источников личного происхождения восстанавливается полная, насколько это воз- можно, картина провокационной деятельности Дегаева, причем уточняется не только количество выданных им народовольцев, но и имена некоторых из них. Кроме того, называются отдельные структуры подпольщиков и их контакты, которые были уничтожены после разоблачений Дегаевым. В частности, была раскрыта харьковская типография, и ее сотрудники подверглись аресту, полиция также ликвидировала механизм контактов заключенных Петропавловской крепости с волей. По итогам проделанной работы было сделано предположение о числе лиц, которые были выданы полиции провокатором Дегаевым: их было не менее 80. Представляется возможным с помощью дальнейшего изучения делопроизводственной документации Департамента полиции, выявления содержащихся в ней сведений, косвенно доказывающих причастность Дегаева к раскрытию подпольной народовольческой сети, а также сопоставления этих данных с фактами из источников личного происхождения верифицировать еще какое-то количество лиц, выданных полиции этим провокатором.

В статье рассматриваются особенности процесса психологической адаптации заключенных ГУЛАГа и национал-социалистических рабочих лагерей Германии к длительному существованию в экстремальных условиях. Коллективный биографический опыт выживания советских заключенных, нашедший отражение в корпусе эго-документов, проанализирован автором с позиции психосоциальных теорий, созданных бывшими узниками Терезиенштадта, Дахау и Бухенвальда, австрийскими учеными В. Франклом и Б. Беттельхеймом. В статье описываются и исследуются изменения, происходившие с личностью заключенного на каждой из трех стадий психологического восприятия им лагерной реальности: первичного шока, или травматизации при попадании в лагерь, апатии, которая рассматривается как главный защитный механизм психики, и деперсонализации при освобождении из лагеря. Процесс адаптации заключенного к условиям лагеря чаще всего предполагал налаживание сотрудничества с лагерной администрацией, в той или иной форме. В исследовании выделяются легальные (работа по специальности, участие в лагерной самодеятельности, служба в ВОХР, работа в качестве информатора-осведомителя) и нелегальные (практики блата, «туфты», взяточничество и хищения, добровольное сожительство заключенных-женщин с личным составом лагерей) формы кооперации между заключенными и лагерной администрацией. Веру в Бога, умение видеть красоту природы и наслаждаться искусством, занятие профессиональной деятельностью, самонаблюдение, мысленную связь с близкими людьми, и, в не меньшей степени, способность сохранять чувство юмора автор относит к сознательным поведенческим моделям, которые помогали заключенному уберечь свою личность от разрушения. Наряду с этими поведенческими паттернами в исследовании выделяется ряд так называемых «антизащит», ухудшающих моральное состояние заключенного и ослабляющих его личность: погруженность в мысли о собственной невиновности, что порождало нетерпеливое ожидание скорого освобождения, постоянные мечты о еде и бытовых удобствах, склонность верить лагерным слухам, агрессивность. Автор уделяет внимание рассмотрению таких проблем, как: содержание понятия «выживание», границы влияния лагерной среды на человека, трансформация идентичности выжившего заключенного.

О создании политического «Движения 5 звезд» в Италии было официально объявлено в 2009 г. В статье анализируются шаги, которые были предприняты Беппе Грилло и Джанроберто Казаледжо и их сторонниками, на пути к успеху на парламентских выборах в Италии в 2013 г. Вскрывается механизм функционирования движения граждан без, казаось бы, четкой структуры управления. Разбираются причины появления «Движения 5 звезд» на политической арене именно в начале 2000-х гг. Вы- являются основные этапы его формирования: первый этап — 2005–2009 гг., второй — 2009–2013 гг. Рассматриваются необычные формы гражданской мобилизации: созданный генуэзским комиком блог, объединивший в сети интернет многих его сторонников; платформа Meetup, позволившая пере- вести общение из интернета в формат личных встреч сторонников Беппе Грилло; формат «центральные площади» итальянских городов, ставшие основной площадкой для туров V-Day (2007 г.) и V2-Day (2008 г.). С помощью блога неравнодушные к судьбе Италии граждане обсуждали актуальные проблемы и вступали в ожесточенные дискуссии, иногда непосредственно с самим Б. Грилло. В свою очередь платформа Meetup позволила организовать в каждом городе Италии встречи сторонников генуэзского комика, а также объединить группы людей, целью которых было решение внутренних проблем города или области. «Центральные площади», на которых прошли выступления Б. Грилло, помогли привлечь не только электорат, но и изменить повестку дня для локальных групп, организованных посредством платформы Meetup. Постепенно вектор внимания к локальным проблемам сместился на общенациональный уровень. Актуальность темы настоящего исследования определяется значимостью «Движения 5 звезд» в политической жизни Италии как феномена, не подходящего под рамки старых понятий о политических партиях и движениях. Изучение деятельности сторонников Беппе Грилло и Джанроберто Казаледжо и самого «Движения 5 звезд» на первых этапах его существования позволяет понять ключевые тенденции в развитии политических настроений внутри страны.

Ежегодный визит ирландского премьер-министра в США и сопутствующие этому событию официальные мероприятия в Вашингтоне, приуроченные к празднованию Дня святого Патрика, традиционно представляли собой площадку для обсуждения тем и вопросов, актуальных для ирландского сообщества США и политических лидеров Ирландии. Предмет данного исследования — мероприятия в Вашингтоне в марте 2017 г., их ход и специфика в контексте проблемы нелегальной иммиграции в США. Цель исследования — выявление того, каким образом в ходе встречи вновь избранного президента США Д. Трампа и премьер-министра Ирландии Э. Кенни проявились текущие противоречия в ирландско-американских от- ношениях, в том числе связанные с современной нелегальной иммиграцией в США. В отечественной исторической науке отсутствуют работы, затрагивающие проблематику нелегальной ирландской иммиграции в США, равным образом существует явный недостаток исследований в области ирландско-американских отношений. Результаты представленного в статье анализа позволяют сделать вывод о том, что во многом специфика ситуации вокруг мероприятий в 2017 г. была обусловлена отсутствием у Д. Трампа поддержки среди политических кругов Ирландии, что привело к многочисленным протестным акциям, направленных против поездки Э. Кенни в США. Тем не менее, встреча ирландского премьер-министра с Д. Трампом состоялась. Со временем стало более очевидным, что Д. Трамп пользуется поддержкой немалой части американцев ирландского происхождения. Равным образом стала явной необходимость активных действий в отношении нерешенной проблемы ирландских нелегальных иммигрантов в США. В этой связи связанный с иммиграцией сюжет стал центральным в выступлениях Э. Кенни, не упустившего возможность использовать мероприятие для того, чтобы обратиться к президенту США. Вместе с тем, призыв ирландского премьера найти способ узаконить статус нелегальных ирландских иммигрантов до настоящего времени не нашел отклика со стороны Д. Трампа.

Эпоха раннего верхнего палеолита на Северо-Западном Кавказе представлена только двумя стоянками. Пещера Короткая исследована на незначительной площади и содержит немногочисленные материалы. Опорным памятником для изучения верхнего палеолита Северо-Западного Кавказа является Мезмайская пещера, которая расположена в Апшеронском районе Краснодарского края. Самый ранний верхнепалеолитический слой памятника (слой 1С) имеет возраст от 40–37 тыс. лет. Археологический комплекс этого слоя содержит все категории каменных изделий, включая орудия, сколы-заготовки, их обломки, отходы производства, нуклеусы, что позволяет реконструировать технологию расщепления каменного сырья. Технологический анализ индустрии слоя 1С Мезмайской пещеры показал, что в период раннего верхнего палеолита на Северо-Западном Кавказе господствовала микропластинчатая техника расщепления, направленная на получение пластинок и микропластинок шириной от 3 до 12 мм. Предпочтение отдавалось качественному кремню, который попадал на стоянку либо в виде готовых пластинчатых заготовок и подготовленных пре-нуклеусов, либо в виде кусков кремня и крупных отщепов, последние регулярно использовались для создания торцовых нуклеусов. Анализ нуклеусов, технических сколов и сколов-заготовок позволил определить существование двух технологических цепочек: (1) скалывание пластинок и пластин шириной 7–12 мм с призматических одно- и двухплощадочных нуклеусов и (2) получение микропластинок шириной 2–7 мм с торцовых нуклеусов, часть которых сделана на массивных отщепах. Изучение метрических и морфологических характеристик сколов показало применение ударной техники скалывания с использованием мягкого, возможно, каменного отбойника. Орудийный набор и технология расщепления слоя 1С Мезмайской находят аналогии на территории Южного Кавказа и на Ближнем Востоке. Для индустрий этих территорий, так же как и для материала из слоя 1С Мезмайской пещеры, характерно преобладание пластинок и микропластинок, скалывание преимущественно с одноплощадочных нуклеусов с узким фронтом расщепления.

Столица Боспора Киммерийского — Пантикапей — является одним из наиболее известных памятников Северного Причерноморья. Он занимает особое место в истории данного региона, поскольку уже на раннем этапе стал зоной политической и экономической активности первопоселенцев. Античная традиция донесла до нас отрывочные сведения относительно основания и раннего периода его существования, однако наличие обломков архаической расписной керамики позволило В.Д. Блаватскому предположить, что уже во второй половине VII в. до н.э. на восточном и северо-восточном склонах горы Митридат, в районе так называемого «Первого Кресла» существовал пантикапейский эмпорий. В последние десятилетия в результате полевых археологических исследований появились новые данные, способные коренным образом повлиять на современные представления об этом этапе истории археологического памятника. Одной из ключевых проблем в изучении истории Пантикапея является вопрос основания апойкии и существование ее на раннем этапе. В данной работе рассматриваются материалы и остатки строительных объектов, исследованных в 2011–2016 гг. силами Боспорской (Пантикапейской) археологической экспедиции ГМИИ имени А.С. Пушкина под руководством В.П. Толстикова. Наряду с выделением раннеархаического слоя, получившего условное наименование «слоя пожара», внимание привлекает единственное известное на данный момент прямоугольное в плане помещение Д-3, ориентированное углами по сторонам света. Оно было пристроено к внутреннему фасу мощного цоколя предполагаемой оборонительной стены — кладке № 44. Керамика, полученная в ходе работ на городище, позволяет отнести возникновение греческого поселения к последней четверти VII — началу третьей четверти VI в. до н.э. Кроме того, наряду с уже известными материалами, были выделены некоторые неизвестные ранее в Пантикапее типы керамики, такие как протокоринфские вазы, ранняя лаконская чаша и анатолийская керамика, что значительно расширяет рамки исследования и открывает новую страницу в изучении данного археологического памятника.

В конце 1910-х — начале 1930-х гг. в Баухаузе были сформулированы положения теорий цвета, ставшие ключевыми для последующего развития западноевропейской цветовой культуры. Колористические решения архитектурной среды, изобразительного и декоративно-прикладного искусства, найденные мастерами и учениками Баухауза, развивались в контексте преобладавших в это время в Германии авангардных направлений. Первые годы существования Баухауза отмечены влиянием экспрессионизма. Цвет должен был выполнять важную социальную задачу, повышая качество жизни, насыщая эмоциями, воспитывая новый дух. Вместе с тем, колористические решения служили отражением индивидуальности их автора. Экспрессионистский период в Баухаузе неразрывно связан с именем И. Иттена, его Форкурсом. В 1921–1924 гг., с началом лекций Т. ван Дусбурга, в Баухаузе распространилась цветовая концепция «Де Стиль». Рационалистическое колористическое решение обеспечивало единство отдельного произведения и синтез всей производимой для жизни продукции, ее связь с помещением. Оно сдерживало ярко выраженный индивидуализм, пестроту и чрезмерность, свойственные экспрессионизму. Учения В. Кандинского и П. Клее обладали чертами рационализма, но в то же время сохраняли довольно много экспрессионистских черт. Функциональный цвет должен быть полностью «посвящен» предмету, который окрашивает, его назначению. В здании он призван обеспечивать целостность, организовывать движение в пространстве, оказывать соответствующее эмоциональное воздействие. В печатной продукции цвет организует плоскость, облегчает усвоение информации и т.п. Используя теорию В. Оствальда, функциональный цвет применяли Х. Шепер, Ю. Шмидт, Г. Байер. Когда Х. Майер сменил В. Гропиуса на посту директора в 1928 г., функциональная сторона стала играть еще более существенную роль. Следующий директор Бауха- уза, Л. Мис ван дер Роэ, отвергал краску как излишнее украшательство, скрывающее естественный цвет и свойства материала. Анализ отдельных произведений позволяет увидеть, как теория цвета вступала в тесную взаимосвязь с распространенными общественно- политическими целями, с общими тенденциями в искусстве, согласовывалась с производственной необходимостью, а также с личными представлениями мастеров и руководителей Баухауза

Сборник «Придворная культура эпохи Возрождения» был выпущен в 2014 г. Комиссией по культуре Возрождения Научного совета РАН «История мировой культуры». Среди его авторов — историки-медиевисты, искусствоведы, специалисты по истории науки, литературы и театра. Исследования посвящены частным проблемам придворной куль- туры Ренессанса и одновременно затрагивают основополагающие вопросы функционирования придворного общества позднего Средневековья и раннего Нового времени. Взгляд на придворную культуру как социальный феномен, связанный с формированием новой структуры двора, представлен в статье Н.А. Хачатурян. М.А. Юсим, В.А. Дятлов и Т.М. Руяткин рассматривают статус придворных деятелей культуры и их взаимоотношения с двором, правителем и иными сообществами. Несколько работ посвящены трансформации средневековых образов в ренессансной придворной культуре. А.В. Романчук и Г.А. Яловко на примере итальянских визуальных источников XIV–XVI вв. проследили трансформацию образа воина в образ придворного. М.К. Попова показала использование средневекового мотива придворной любви в интересах укрепляющегося абсолютизма при дворе Елизаветы I. Использование художественных образов для возвеличивания монарха также рассматривает И.Я. Эльфонд на примере французского короля Франциска I. Вопрос придворного церемониала освещен М.В. Панфиловой на примере папского двора через призму претензий на верховенство римского престола над светскими государями. Критика придворных порядков со стороны гуманистов представлена в работе В.М. Володарского, проанализировавшего произведения Эразма Роттердамского, Себастьяна Бранта и Ульриха фон Гуттена. Роль правителя в культурной жизни двора рассматривается в работах Н.А. Багровникова и Т.В. Сониной. Освещены и научные изыскания при дворах ренессансных монархов: Р.М. Асейнов анализирует придворную историографию Бургундского герцогства раннего Возрождения; А.В. Кузьмин — придворную науку переходной эпохи от Ренессанса к барокко на примере творчества Галилео Галилея. Кроме этого, ряд исследований посвящены произведениям изобразительного искусства и театру. Анализ работ сборника дает представление о текущем состоянии и актуальных проблемах изучения ренессансной придворной культуры в русскоязычной историографии.