Статьи

В статье прослеживается история строительства каменной синагоги в посаде Бежунь Плоцкой губернии и делается попытка восстановить обстоятельства ее создания. Анализ не опубликованных ранее источников — архивных дел Плоцкого государственного архива, а также памятных книжек Плоцкой губернии — позволил установить авторство проекта. Вопреки утвердившемуся ранее в научной литературе мнению, архитектором синагоги является не С. Кмита, автор ее первого, неосуществленного, проекта, а Л. Каминский. Также в статье были сформулированы гипотезы относительно источников архитектурного решения первого и второго проектов синагоги. Первый, нереализованный, проект Сизигмунда Кмиты, вероятно, связан с архитектурой синагоги в Петрокове Трибунальском, реконструированной в 1864 г.: оба проекта имеют трехчастное членение фасада, двойное готическое окно над порталом и окна стрельчатой формы на боковых частях фасада, а также перспективный портал. Поскольку архитектор Кмита обучался в Петроковской гимназии как раз в период реконструкции этой синагоги, вполне возможно, что, работая над бежуньским проектом, он мог сообщить ему некоторые ее черты (речь главным образом идет и декоре фасада). В свою очередь синагога в Петрокове демонстрирует связь с типом неоготической синагоги, впервые воплощенном в синагоге в немецком Касселе в 1832 г. Петроковская синагога является далеко не единственной польской синагогой, воспроизводящей этот тип. В качестве примеров зданий со схожей композицией фасадов можно привести синагоги в Ломзе (1880–1881 гг.) и Лодзи (1899–1904 гг.). Для второго проекта бежуньской синагоги определенный источник цитирования сложно установить. Можно предположить, что архитектор Людомир Каминский, будучи знакомым с зарисовками неомавританских синагог Европы, использовал отдельные ориенталистские декоративные элементы в своем проекте, такие, как подковообразные и стрельчатые окна. Сделанные в статье выводы вносят вклад в изучение архитектуры центральнои восточноевропейских синагог конца XIX — начала ХХ в. 

В статье осуществлен краткий междисциплинарный обзор отдельных нормативных правовых актов, принятых в 2024 г. (и вступивших в силу в 2024 г.) федеральными органами исполнительной власти России, иными государственными органами, связанных с регулированием правового положения иностранных граждан и лиц без гражданства, а также c применением соответствующего миграционного законодательства. Рассмотрены как подзаконные нормативные правовые акты, принятые органами общей компетенции (президентом Российской Федерации, правительством Российской Федерации, Генеральной прокуратурой Российской Федерации), так и органами специальной компетенции — федеральными органами исполнительной власти (Министерством внутренних дел РФ). Рассмотрение указанных нормативных правовых актов проведено не только с точки зрения юридической догматики, но и применительно к политическому, экономическому и социальному контексту их принятия, в том числе с учетом произошедших в 2024 г. событий. Так, в частности, в статье рассмотрены нормативные правовые акты президента Российской Федерации, уточняющие категории лиц, имеющих право на обращение с заявлением о приеме в гражданство Российской Федерации в упрощенном порядке, определяющие понятие «репатриант» применительно к Государственной программе по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом, и т.д. Рассматриваются новые нормативные правовые акты правительства Российской Федерации, в том числе применительно к изменениям правил миграционного учета, а также к эксперименту по апробации правил и условий въезда в Российскую Федерацию и выезда из Российской Федерации иностранных граждан и лиц без гражданства. Кроме того, уделено внимание различным ведомственным нормативным правовым актам (приказам) Министерства внутренних дел Российской Федерации и Генеральной прокуратуры Российской Федерации. В результате проведенного анализа делаются выводы, что указанные нормативные правовые акты направлены на дальнейшее совершенствование российского законодательства, создание новых эффективных юридических механизмов, направленных на восполнение существующих пробелов и снятие формирующегося социального напряжения. 

В статье предпринята попытка отойти от традиционного нормативного подхода при исследовании роли местных (региональных) органов государственной власти и управления (сельских, поселковых, районных, городских и областных Советов и их исполкомов) в советской политической системе. Проблема рассматривается посредством анализа предложений белорусской региональной советской номенклатуры по вопросам совершенствования функционирования системы местных Советов депутатов трудящихся / народных депутатов. Преимущественно анализируются те предложения, которые имплицитно отражали ее консолидированную, основанную на управленческих практиках позицию. Мотивация региональной бюрократии при формировании пакета новаций базировалась, с одной стороны, на стремлении расширить свои полномочия в интересах дела и собственной управленческой карьеры, с другой — на желании ограничить неизбежно связанный с этим рост интенсивности труда и обезопасить себя от возможных карьерных рисков. Местным управленцам важным виделся пересмотр существовавшей модели отношений между региональными и вышестоящими управленческими структурами посредством, вопервых, превращения местных Советов в главный орган, отвечающий за комплексное социально-экономическое развитие своих административнотерриториальных единиц, во-вторых, расширения мер реального административного воздействия в отношении руководителей предприятий и организаций вышестоящего подчинения, расположенных на их территории. Эффективность действий местных властей связывалась с предоставлением им возможности перераспределять фондируемые и лимитированные материальные ресурсы, а также с укреплением местных бюджетов новыми доходными источниками и передачей в их ведение всех предприятий и хозяйственных организаций, обслуживавших преимущественно население данного Совета (в том числе находившихся в подчинении вышестоящих органов). Несмотря на наличие консолидированной позиции региональной белорусской номенклатуры по многим вопросам совершенствования деятельности местных Советов и их исполкомов, сам процесс принятия конечных решений имел монологический характер с доминированием интересов республиканской и союзной бюрократии. Большинство предложений руководителей местных Советов и их исполкомов было формализовано в нормативных правовых актах в условиях горбачевского курса на ускорение социально-экономического развития СССР. 

В статье рассматривается вопрос о формировании концепции диалога и плюрализма в духовном наследии римских пап Иоанна XXIII и Павла VI. Второй Ватиканский собор (1962–1965) инициировал процесс так называемого аджорнаменто, т.е. обновления разных аспектов католического учения, и поставил вопрос о пересмотре принципов отношений Римско-католической церкви с современным обществом. Для достижения поставленных собором целей необходимо было изменить стратегию и тактику коммуникации, что было невозможно без признания таких неотъемлемых атрибутов современного общества, как плюрализм и диалог. Оба этих слова входят в лексикон римских пап Иоанна XXIII и Павла VI, которые в своих энцикликах и посланиях выстраивают особую семантическую рамку вокруг данных, казалось бы, хорошо понятных концептов. Так, католический плюрализм не подразумевает множественности и равноправности компонентов, составляющих общество, а подразделяется на легитимный и нелегитимный, причем критерием легитимности становится, по сути, непререкаемое определение Святого Престола. Диалог, предполагающий равенство сторон, в папских документах сводится к изысканному риторическому и тактическому приему для достижения неизменной цели восстановления единства христианского мира под паллием папы. Таким образом, речь идет о развороте Римско-католической церкви к своего рода реальной политике в отношениях с изменившимся миром, но при сохранении неизменных целей миссионерского характера. Однако подобный прагматичный подход таит в себе и некую двойственность, ибо обеспечивает большую широту маневра именно понтифику, который единолично определяет рамки допустимого как для установления степени легитимности плюрализма, так и для расширения или сужения таргетов, форм и методов ведения диалога. Особенно ярко это проявилось при римском папе Франциске с его открытостью к нехристианским культам и альтернативным моделям общественных отношений, что вызвало неоднозначную реакцию как паствы, так и католического клира. 

Цель данного исследования — охарактеризовать механизмы и цели установления и развития международных связей советского физкультурного движения в первой половине 1920-х гг. как важной составляющей культурной дипломатии. Рассматриваются международные спортивные встречи, в которых советские спортсмены принимали участие за рубежом, в первую очередь, поездка харьковских футболистов в 1925 г., которая имела особое значение. Интерес исследователей к проблемам культурной дипломатии растет, при этом большинство работ посвящено противостоянию СССР капиталистическому миру в спортивной сфере в годы холодной войны. Однако именно в 1920-е гг. формируются институциональные основы советского спорта и формы его взаимодействия с внешним миром. Характерной чертой рассматриваемого периода является классовый подход в спорте, в рамках которого происходило противопоставление рабочего физкультурного движения буржуазному. Главная задача развития пролетарского спорта виделась в подготовке бойцов для будущих революционных сражений. Международные спортивные встречи советских физкультурников с иностранными рабочими спортсменами являлись прежде всего способом завязать более тесные связи с ними с целью привлечения их на свою сторону и расширения благодаря этому рядов коммунистических сил, поэтому собственно результаты спортивных соревнований были не столь важны. Другой характерной чертой периода является наличие двух центров, организовывавших взаимодействие с рабочими командами из-за рубежа: это Красный спортивный интернационал и Высший совет физической культуры, которые находились в состоянии конфликта, из-за чего международные мероприятия часто срывались или не получали должного размаха. Поездка в Германию футбольной команды из Харькова в 1925 г. стала переломным моментом в процессе установления международных связей, который позволил советскому руководству осознать, насколько большой политический потенциал могут иметь победы в международных соревнованиях и правильно выстроенная пропагандистская компания вокруг них, что со временем станет активно использоваться для повышения престижа СССР в глазах мирового сообщества. 

В центре внимания статьи — цензура кинематографа в России в период Первой мировой войны и революции 1917 г. Хотя история кино в России уже достаточно освещена в научной литературе, еще не до конца выясненными остаются структура и полномочия кинематографической цензуры в 1914–1918 гг. Между тем по сравнению с предвоенным периодом эти изменения были существенными. С разделением страны на территории «полной» и «частичной» военной цензуры командование прифронтовых губерний получило в том числе и полномочия по контролю над кинопрокатом, которые ранее находились в руках гражданской администрации. В тыловых губерниях порядок остался в целом прежним. На общем фоне выделялся Петроград, где цензура за годы войны разрослась в крупную и сложную структуру. Одним из ее многочисленных подразделений осенью 1914 г. стал кинематографический отдел. Сотрудники отдела выдавали и отзывали разрешения на прокат, предварительно просматривали готовящиеся к премьере картины (в том числе невоенного содержания). При этом в осуществлении цезуры кино продолжали принимать участие Министерство императорского двора, полиция, инспекция типографий и др. Особую роль играл Скобелевский комитет, в годы войны претендовавший не только на производство военных картин, но и на их цензуру. Однако, как и в других видах цензуры, в кино было решено не отходить от ведомственного принципа. В результате Министерство императорского двора по-прежнему цензуровало картины с участием членов императорской фамилии, отдельно работала военная цензура в Петрограде, а на театре военных действий и в тылу контроль осуществляли местные органы власти. Эта разобщенность киноцензуры была характерна еще в довоенные годы и вызывала недовольство представителей киноотрасли. Временное правительство не пошло на отмену военной цензуры, оставалась и цензура кино, однако реальных шагов по ее упорядочению новая власть предпринять не успела.  

Результаты внешнеполитической деятельности России на ее южных рубежах позволили центральным властям в первой четверти XIX в. активизировать процесс моделирования управленческой системы в регионе. Предметом предлагаемого исследования является институт приставства в системе управления окраинами Российской империи, учрежденный для введения периферийных, полиэтничных и поликонфессиональных территорий государства в общероссийское социально-экономическое и политико-правовое пространство в указанный период. Являясь переходной формой имперской администрации в инородческой среде, приставство первоначально было призвано обеспечить для центральных властей восполнение информационного вакуума, преодоление языкового барьера и создание общих правил взаимодействия в имперских коммуникациях. В последующем посредством данного института транслировались цели и задачи имперской политики в регионе, которые предусматривали, в том числе, преодоление экономической замкнутости периферийных обществ. В этом многокомпонентном процессе немаловажную роль играла личность имперского чиновника, прежде всего главного пристава. На основе анализа законодательных актов и источников из фондов центрального и региональных архивов в статье восстановлена хронологическая последовательность событий, а также смены самих персон, в разное время занимавших должности главных приставов. Первоначально кандидатуры главных приставов утверждались именными императорскими указами и находились в ведомстве Коллегии иностранных дел, а затем — Министерства внутренних дел. Эти должностные лица подчинялись главноуправляющему на Кавказе, а позже —гражданскому губернатору. Представители разных сословных и даже этнических групп в своем большинстве состояли на военной службе на Северном Кавказе. В заключении автор приходит к выводу, что главные приставы играли посредническую роль, продиктованную не только природой должности, но и условиями, в которых они пребывали. Своей службой они должны были обеспечивать эффективный коммуникативный канал, одновременно и соответствующий принципам политики России в отношении инородческих окраин, и не ущемлявший привилегированное положение местной элиты. 

Предметом данного исследования являются политические произведения Джеймса Макферсона (1736–1796), которые, в отличие от его «Поэм Оссиана», до сих пор не были проанализированы специалистами ни в России, ни в других странах. Целью статьи является выявление системы политических взглядов Макферсона, проявившихся прежде всего в его интерпретации Американской революции конца XVIII в. Памфлеты Макферсона, написанные в период Войны за независимость США, составили источниковую базу исследования. Она дополнена британской прессой того же периода, позволяющей вписать анализируемую памфлетистику в общий контекст антиамериканской пропаганды времен Войны за независимость США. Также использованы бумаги Т. Джефферсона, служившие Макферсону основным объектом критики. Памфлеты Макферсона рассматриваются и как теоретические произведения, отчасти предвосхищающие консерватизм Э. Бёрка, и как образец пропаганды. Изучен образ Америки, созданный Макферсоном, приемы его негативизации, его связь с существовавшей литературной традицией, в частности, с повествованиями об индейском плене, составлявшими в то время отдельный литературный жанр. Этот образ создавался на основе устойчивых мотивов, таких как «неблагодарность», «жестокость», «дикость», перенесенных отчасти на Континентальный конгресс как орган революционной власти, отчасти на американцев как таковых. Военный потенциал Америки оценивался Макферсоном как чрезвычайно низкий. Пропагандист развивал британские пропагандистские клише о трусости американских солдат, якобы способных одерживать победы лишь с помощью хитрости или внезапности. Этому образу противопоставлялась храбрость и дисциплина солдат Великобритании, хотя Макферсон подвергал сомнению профессиональные качества отдельных британских военачальников-вигов. Теоретические построения Макферсона основаны на отрицании ключевых политических идей Просвещения, легших в основу современного конституционализма: народного суверенитета, разделения и ограничения власти. Делается вывод об эффективности созданного нарратива британской пропаганды. Дополнительно рассмотрены литературные связи Макферсона с Америкой и рецепция американцами XVIII в. его «Поэм Оссиана». 

Табель о рангах 1722 г. впервые закрепила систему государственных чинов Российской империи. За прошедшие с тех пор три века написано немало научных работ, посвященных этому историческому документу, однако во многих из них встречаются неточности и ошибки, что и определило актуальность выбранной темы. Большинство исследователей в своих работах ссылаются на Табель о рангах, опубликованную в Полном собрании законов Российской империи. Перед автором данной работы стояли следующие задачи: изучить максимальное количество имеющихся на сегодняшний день вариантов Табели, сгруппировать их по отличительным чертам, провести классификацию разновидностей Табели, определить вариант, вошедший в Полное собрание законов Российской империи. Было изучено более 20 экземпляров Табели, хранящихся в ведущих библиотеках страны: Российской государственной библиотеке, Российской национальной библиотеке, Библиотеке Российской академии наук, Государственной публичной исторической библиотеке России. Впервые представлено наиболее полное описание дошедших до нас вариантов Табели о рангах 1722 г. Каждому изученному экземпляру присвоен свой идентификационный номер. Систематизированы все библиографические описания сохранившихся экземпляров Табели. Определены ошибки и неточности, исходя из чего уточнена классификация по библиографическому принципу и технике книгопечатания. Исследована внутренняя структура Табели о рангах во всех печатных вариантах до включения в Полное собрание законов Российской империи. Описаны общие орфографические и композиционные черты в разных изданиях. Разработана авторская классификация по структурному принципу, в рамках которой выделены три группы: 1) классическая петровская Табель о рангах без чина «архиатер» в 5-м классе; 2) классическая с чином «архиатер» в 5-м классе; 3) неканоническая Табель о рангах (с чином «архиатер», но с расхождениями в других чинах). В результате проведенного анализа доказано, что в Полное собрание законов 1830 г. вошел вариант Табели из второй группы описанной классификации.

Род князей Воротынских в середине XVI столетия был в очень высокой степени востребован на военной службе у Российского государства в качестве полевых военачальников. Братья Ивановичи Воротынские выполняют службу полковых воевод, возглавляют порой значительные самостоятельные полевые соединения, а также гарнизоны крупных городов и крепостей. Тем не менее осенью 1562 г. на семейство Воротынских обрушивается тяжелая опала. В частности, были конфискованы земельные владения князей М.И. Воротынского и А.И. Воротынского (князь В.И. Воротынский к тому времени уже скончался). Михаил Иванович был доставлен с женой в тюрьму на Белоозеро, Александр Иванович с супругой оказались под арестом в Галиче. О тяжести опалы свидетельствует также ее длительность. Для старшего брата она закончилось только в 1565 г. Таким образом, крупные полководцы были надолго выведены из состава русского воеводского корпуса. Специалисты неоднократно задавались вопросом, в чем причина опалы, возложенной на Воротынских. Чаще всего ее связывали со стремлением Ивана IV уничтожить огромное удельное княжество Воротынских, т.е. с курсом земельной политики царя. Иногда причины искали в политических обстоятельствах того периода. Автор статьи на основе внимательного прочтения летописных и разрядных источников предлагает гипотезу, в рамках которой опала трактуется в совершенно ином ключе. По всей видимости, Воротынские подверглись наказанию за неудачу в боевых действиях против крымского хана Девлет-Гирея под Мценском. Летом 1562 г. хану удалось безнаказанно уйти в степь, избегнув разгрома от русских воевод. Здесь можно видеть результат слишком неспешного командования князем М.И. Воротынским оборонительным соединением русских войск. Опала, вероятно, стала монаршей оценкой его деятельности на высоком посту. В рамках дискуссии, развернувшейся по данному вопросу в среде специалистов по военно-политической истории Русского царства, как минимум дважды высказывались схожие предположения. В том же смысле писали А.А. Зимин и В.П. Ульянов. Отличие высказывания автора настоящей статьи состоит в обоснованности, которая проистекает из внимательного изучения источников, а именно — разрядных записей и летописных свидетельств.

В истории русской художественной культуры Иван Морозов занял место одного из ведущих коллекционеров современного французского и русского искусства. Влияние его коллекции на дальнейшие пути развития русского искусства, прежде всего на поколение молодых авангардистов, сегодня трудно переоценить. Тем не менее, осознание значимости коллекции и роли коллекционера в истории российской культуры проходило крайне медленно. Период фактического погружения И.А. Морозова в европейский художественный рынок длился около десяти лет, с 1903 г. Он начал со «спокойных» импрессионистических полотен, а завершил знаменательными приобретениями 1913 г. — двумя произведениями П. Пикассо. Собирание И.А. Морозовым главных произведений французского нового искусства развивалось в обстоятельствах отторжения этой живописи подавляющим большинством общественности. Современное европейское искусство в России воспринималось как результат упадка и вырождения. В этих условиях пропаганда живописи импрессионистов, постимпрессионистов, кубистов, фовистов, немецких экспрессионистов и т.д. на рубеже XIX–XX вв. представлялась весьма актуальной. В нее активно включились художественные журналы, они же оказали влияние и на развитие коллекционирования в России. На период 1906–1912 гг. приходится наиболее активная фаза коллекционирования Морозовым французских авангардистов, называемых сегодня постимпрессионистами, которые и оказали самое непосредственное влияние на судьбы русского радикального искусства. В эти же годы Морозов совершает ряд приобретений русского искусства, важных для его будущего развития: от произведений нежносимволистских представителей объединения «Голубая Роза» до наивнопримитивистских картин Ларионова и Гончаровой. В коллекции Морозова картины русских художников превосходили по численности произведения французских почти в два раза. Тем не менее, ему удалось продемонстрировать уже в 1910-х гг. диалог искусства двух стран. Не менее важными сегодня представляются проблемы влияний морозовской коллекции на отечественную живопись, — влияний, связанных в том числе с ее доступностью для художников.

Статья представляет собой расширенную рецензию на недавно вышедшую в свет монографию томского ученого О.Г. Лекаренко «Европейская политика США в годы президентства Л. Джонсона (1963– 1969 гг.)» (Томск: Издательство Томского государственного университета, 2023). Автор рецензии в целом следует структуре монографии, последовательно комментируя подготовку, проведение и завершение так называемого раунда Кеннеди (1964–1967 гг.) в рамках переговоров по Генеральному соглашению по тарифам и торговле. По политическим и экономическим последствиям раунд Кеннеди стал одним из ключевых в плане поступательного движения стран мира к либерализации международной торговли. Рассматриваются и другие события, оказавшие значительное влияние на ход переговоров, — кризис в НАТО, выработка принципов Общей сельскохозяйственной политики Европейского экономического сообщества, политика французского президента Ш. де Голля в отношении расширения и углубления интеграционных процессов в Европе и взаимодействия с США. О.Г. Лекаренко демонстрирует взаимозависимость экономических и политических вопросов, а также роль и место региональных проблем (например, разработки Общей сельскохозяйственной политики стран ЕЭС) в глобальных процессах — эволюции политического доминирования США в Западном полушарии, либерализации международной торговли, регламентации ядерных сил. В заключении автор монографии приходит к выводу, с которым вполне можно согласиться: невзирая на первоначальные попытки реализовать «Великий проект» Дж. Кеннеди по созданию атлантического партнерства США и Европы, в ходе своего президентства Л. Джонсон переформулировал цель европейской политики США, взяв курс на решение более мелких, но более насущных проблем путем изоляции Ш. де Голля от его европейских союзников. Выжидательная тактика Джонсона принесла свои плоды — переговоры в рамках ГАТТ завершились в целом в пользу США, в НАТО была создана группа ядерного планирования. Впрочем, одну задачу Джонсону решить не удалось: в годы его президентства Великобритания так и не смогла войти в ЕЭС.

В отечественной науке военный аспект космических проектов США в период 1957–1963 гг. ранее рассматривался довольно поверхностно. Между тем в контексте соперничества с СССР в освоении околоземного пространства масштабные военно-космические проекты США имели множество целей. Один из комплексов таких целей был ориентирован на достижение военного присутствия в космосе и, в идеале, достижение неоспоримого военного превосходства Америки в околоземном пространстве. Уже в самом начале «космической гонки» были предложены и реализованы проекты создания аппаратов для разведывательной деятельности. Одновременно разрабатывались программы новых типов космических вооружений, способных осуществлять бомбометание по территории СССР из околоземного пространства. Предложенные американскими военными и учеными проекты предполагали и начало «военного освоения» Луны. Речь шла о возможности создания искусственной среды обитания для человека и строительства на поверхности Луны (или под ней) военной базы с перспективой установки пусковых площадок для ракет с ядерными боеголовками. Эти ракеты, как тогда предполагалось, могли бы гарантировать уничтожение главного оппонента уже после начала «ядерного обмена» даже в случае, если поражению подверглась бы территория самих США. Еще одним направлением раннего этапа военно-космических исследований было создание средств для борьбы со спутниками противника. При этом не исключалось и использование ядерного оружия. В то же время в сфере военно-космических программ ставилась задача не только обеспечить, но и продемонстрировать всему миру научно-техническое первенство США в исследованиях открытого космоса. В конце 1950-х — начале 1960-х гг. была очевидна прямая связь достижений в освоении околоземного пространства с восприятием в глобальном масштабе обеих супердержав как соперничающих мировых лидеров. Очевидной «победы» в гонке космических вооружений ни одна из них в рассматриваемый период не достигла, но общий вектор исследований космоса был задан именно тогда.

В феврале 1934 г. министр иностранных дел Польши Ю. Бек совершил свою первую (и последнюю) поездку в Москву. Несмотря на то, что визит проходил на фоне тревожных новостей о заключении польс когерманской декларации о неприменении силы и, вследствие этого, был призван успокоить подозрения советской стороны и создать дружественную атмосферу, приезд польского министра в Москву фактически не привнес ничего нового в польско-советские отношения. Итогом переговоров Бека с главой НКИД М.М. Литвиновым стали достаточно скромные результаты — возведение дипломатических представительств в ранг посольств и протокол, продлевающий срок действия польско-советского пакта о ненападении от 1932 г. на 10 лет. Таким образом, несмотря на внешне благоприятный исход, польский министр иностранных дел не привез конкретных предложений, и визит не разрешил ключевых вопросов. Бек не поддержал советские инициативы по совместной декларации, направленной на защиту прибалтийских государств, что стало одним из показателей реальных намерений Варшавы. Польша избегала углубления политического сотрудничества с СССР, сосредоточив свое внимание на выстраивании отношений с Германией. Советское руководство, убедившись в этом, пришло к выводу о невозможности сближения с Польшей и приступило к постепенному сворачиванию диалога с Варшавой, ограничив его сферой культурных контактов. Если же оценивать визит с точки зрения декларируемой Варшавой «политики балансирования», то он показал, что о ней можно говорить только применительно к непродолжительному, трехнедельному периоду между польско-германской декларацией 26 января 1934 г. и отъездом Ю. Бека из Москвы вечером 15 февраля того же года. Визит Бека стал свидетельством того, что улучшение отношений с СССР было лишь временной тактической мерой. В результате во второй половине 1930-х гг. отношения между Польшей и СССР начали ухудшаться, несмотря на официально декларируемое «потеплении».

Развивая идеи марксизма, В.И. Ленин на протяжении многих лет разрабатывал концепцию мировой социалистической революции. Он постоянно корректировал ее, учитывая динамику политических и экономических событий как в России, так и в других государствах. Эта ленинская концепция стала стержнем стратегии большевистской партии. После прихода к власти в России революционных сил лидер большевиков продолжал корректировать свою концепцию вплоть до 1922 г. Однако большинство партийных и государственных деятелей страны Советов не приняли ленинских взглядов на быстро менявшиеся события 1918–1922 гг., они воспринимали теорию своего вождя как раз и навсегда сформировавшуюся догму. Его мысль о переходе мировой революции в экономическое состязание коммунистической и капиталистической систем не была оценена как при жизни В.И. Ленина, так и после его смерти. Руководител и Советского государства, выхолостив научную сущность из концепции мировой революции, превратили ее в агитационный плакат «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Такой призыв способствовал сплочению советских людей, особенно молодежи, но не имел политической перспективы. Это хорошо видно на примере интернационального воспитания студенчества СССР в 1920–1930-е гг. Оставаясь интернационалистами по духу, студенты на практике участвовали в подготовке квалифицированных кадров для СССР. В этом состоял в значительной мере успех деятельности советских педагогов. Со второй половины 1920-х гг. в условиях спада мирового революционного движения и перехода к самостоятельному строительству социализма в СССР международный аспект в деле интернационального воспитания студентов педагогических вузов начал терять свою актуальность. Цель статьи — проследить динамику интернационального воспитания в педагогических вузах СССР в 1920–1930-е гг. Впервые вводятся в научный оборот сведения многочисленных газетных публикаций того времени, а также архивных документов, позволяющих проанализировать основные направления интернационального воспитания советских студентов.