Статьи

Статья посвящена истории формирования меню заведений российского общественного питания XIX — начала XX в. Заведения, где главную роль играла еда, возникают в XVI–XVII вв.: харчевни, блинни. На основании доступных источников этого времени обозначаются основные принципы кулинарии: хлебный характер кухни, связь всех блюд и основных напитков с крупой или мукой. Существовали важные пищевые запреты (помимо постов): запрет на употребление в пищу крови; мяса, добытого животными; мяса телят, коз, голубей, медведя и т.д. В силу этих запретов в средневековой русской кухне не употреблялось мелко нарезанное сырое мясо (фарш), соответственно не было колбас и паштетов. По материалам археологических исследований восстанавливается соотношение основных элементов в питании средневековых горожан, выявляется, насколько позволяют источники, технология приготовления блюд. Особое внимание автор обращает на эволюцию печей и очагов, постепенное складывание конструкции русской духовой печи (на рубеже XV–XVI вв.). Прослеживаются новации конца XVII–XVIII в. и то, как в XVIII в. инновационный процесс интенсифицируется и касается как оборудования кухни, так и новых способов изготовления масла, сметаны, соусов и т.д. Кратко рассматривается эволюция кулинарных книг XVIII в. от становления жанра (примерно 1730-е гг.) до создания обобщающих компиляций 1790-х гг., анализируется их лексика и структура. Примечательно, что их авторами являлись не повара, а чиновники-переводчики, ищущие литературный заработок. Автор высказывает предположение о существовании рукописного свода рецептов русской традиционной кухни, известного составителям кулинарных компиляций XVIII в. В центре внимания — процесс адаптации новых блюд, напитков, продуктов и особая роль заведений общественного питания (харчевен, трактиров, гербергов) в этом процессе. На примере чаепития выявляется путь превращения ранее неизвестных блюд в привычные и распространенные, ставшие к середине XIX в. атрибутами традиционной трактирной кухни..

Статья посвящена важным аспектам русско-шведской войны 1741–1743 гг., слабо изученной в отечественной историографии. Война велась на протяжении трех кампаний, очевидцами которых стали два британских посла в России — Э. Финч и С. Уич. Опираясь на дипломатическую переписку британских послов, впервые вводимую в научный оборот в российской исторической науке, автор анализирует передаваемую ими в Лондон информацию, полученную от высокопоставленных российских чиновников, в том числе командующих войсками. Она, в частности, касалась состояния вооруженных сил России накануне войны со Швецией. Дипломаты отмечали слабые стороны российского флота, о чем извещали свое руководство. Прослеживая ход войны, послы сообщали госсекретарю о ее причинах, главная из которых заключалась в стремлении шведов добиться отмены условий Ништадтского мира и возвращения утерянных во время Северной войны 1700–1721 гг. территорий. Оба посла признавали смелость и героизм русских воинов, проявленных в боях с противником, а также их гуманное обращение с пленными шведами. В то же время они обратили внимание на проявление жестокости со стороны представителей иррегулярных войск, участвовавших в рейдах по Финляндии. Из депеш послов выяснилась также позиция, занятая рядом стран в отношении конфликта России и Швеции: враждебная со стороны Франции и в целом благожелательная со стороны официального Лондона, не желавшего портить отношений с русским двором в преддверии заключения союзного договора 1742 г. Бесспорный интерес вызывают манифесты (текст которых приведен в переписке дипломатов) шведского короля и российской императрицы к населению приграничных территорий, направленные на сохранение лояльности по отношению к войскам противника. Представленные британскими послами и проанализированные в статье факты о русско-шведской войне восполняют существующую лакуну одного из эпизодов российско-шведских отношений середины XVIII в.

Статья посвящена малоизученной проблеме периода формирования системы сухопутных дорог в центральной части российского государства. Цель исследования — установить, насколько устойчивыми были трассы дорог южной — Зарецкой — части Московского уезда в XVII — первой трети XVIII в. Этот выбор объясняется тем, что отделенные от северной — Замосковной — части уезда Москвой-рекой дороги его южной части составляли единый комплекс коммуникаций. Исследование было выполнено на материалах писцовых книг 1627–1629 гг., чертежей Московского уезда второй половины XVII в., а также планов геодезистов 1720-х гг. из коллекции карт Ж.Н. Делиля. Исследование включало: выявление населенных пунктов, отмеченных на картах начала XVIII в. и планах второй половины XVII в.; сопоставление выявленных поселений; поиск выявленных по итогам сравнений карт и планов поселений в писцовых книгах 1627– 1629 гг. (вряде случаев возле отмеченных в писцовых книгах поселений есть указания на дороги, выступающие в роли ориентиров). В результате было установлено, что пять крупных дорог южного Подмосковья — Новая Можайская, Звенигородская, Боровская, Каширская и Каменская — сложились уже к середине XVII в. и сохраняли свое значение на протяжении XVIII в. В данном случае речь идет о ямских трактах — «федеральных трассах» своего времени. Сделать же вывод об устойчивости трасс проселочных дорог на основании проанализированных источников невозможно. Данные писцовых книг 1627–1629 гг. позволяют утверждать, что, по меньшей мере, три из пяти названных дорог (Боровская, Каменская и Каширская) существовали не только во второй, но и в первой половине XVII в. Отсутствие находившейся в Зарецкой части уезда Звенигородской дороги в писцовых книгах не значит, что в первой трети XVII в. этой дороги не было. Скорее всего, переписчик просто не указывал ее в качестве ориентира.

Начиная с рождения независимой Польши в 1918 г. историки и публицисты ведут спор о том, кому принадлежит главная заслуга в этом самом значимом событии в новейшей истории польского народа. В период между мировыми войнами спор за первенство вели Ю. Пилсудский и Р. Дмовский, в социалистической Польше их на некоторое время потеснила Октябрьская революция в России, но уже в 1980-е гг. дискуссия возобновилась с новой силой. Компромиссное решение, предложенное профессором С. Кеневичем, не получило широкой поддержки. Начиная с 1990-х гг. наблюдается устойчивый возврат к довоенным подходам к проблеме. А тем самым вне поля зрения пишущих на эту тему авторов вновь остаются другие политические силы, помимо пилсудчиков и национальных демократов во главе с Р. Дмовским. В их числе и консерваторы Царства Польского, усилиями которых с сентября 1917 г. по 14 ноября 1918 г. шло строительство разрешенных Центральными державами государственных институтов Польского королевства, образованного актом императоров Вильгельма II Гогенцоллерна и Франца Иосифа Габсбурга от 5 ноября 1916 г. Вклад консерваторов явно недооценивается, более того, только они обвиняются в проведении соглашательской («угодовской») политики в отношении сначала российских, а затем германских и австро-венгерских властей, хотя и все другие политические партии в польских землях, за исключением Социал-демократии Королевства Польского и Литвы, в начале ХХ в. также занимали соглашательские позиции. Более того, именно эти партии, объединяемые общим названием «активисты», откликнулись на манифест 5 ноября и послали своих представителей в состав Временного государственного совета Польского королевства. Консерваторы же в ноябре 1916 г. заняли выжидательную позицию и до сентября 1917 г. отказывались от политического сотрудничества с германскими и австро-венгерскими оккупационными властями.

Устав Иосифа Волоцкого (1439–1515) был известен еще его первым биографам XIX в. П.С. Казанскому, Н.А. Булгакову и И. Хрущову. Все они работали с Уставом, помещенным в Великие Минеи Четии митрополита Московского и всея Руси Макария. Я.С. Лурье в 1950-е гг. обнаружил иную редакцию Устава, Краткую, состоящую из 11 Слов, и несколько сборников с неполным набором Слов и потенциальным 12 Словом Устава. Краткая редакция издана Я.С. Лурье вместе с предполагаемым 12 Словом в 1959 г. Рукописная традиция Устава им обозначена как весьма устойчивая, в отличие от другого произведения Иосифа Волоцкого — «Просветитель». Автор данной статьи, исследуя рукописную традицию 12 Слова «Просветителя», обнаружил рукопись: ОР ГИМ. Епархиальное собрание, № 248. В описании она обозначена как 12 Слово «Просветителя», но при знакомстве с рукописью обнаружилось, что это фрагменты Устава Иосифа Волоцкого, которые могут быть датированы концом XV в., т.е. это прижизненный список текстов Устава, ранее неизвестный в науке. На основании сверки текстов установлено, что первый фрагмент — это11 Слово Пространной редакции. За ним следует неизвестное ранее 12 Слово, сильно текстуально совпадающее с 13 Словом Минейной редакции. За ним помещены 2 и 3 Слова Краткой редакции и существенно сокращенный текст 13 Слова. Сделан вывод, что изначально Краткая редакция Устава могла содержать 13, а не 11 Слов. В то же время Минейная редакция Устава состоит из двух «духовных грамот», во вторую выделены Слова 12–14. Как установлено Я.С. Лурье, их содержание в значительной степени дублирует первые 11 Слов. В «Московских церковных ведомостях» нами обнаружена заметка, где имелись указания на ныне утраченный список Волоколамского монастыря № 482, в котором могла быть только «вторая» духовная грамота, без первой. Сделан вывод, что и Минейная редакция могла изначально содержать 11 Слов, а не 14, а объединение двух грамот произошло после смерти Иосифа Волоцкого .

Жан-Батист Грёз (1725–1805) прославился как мастер портретов и нравоучительных семейных сцен. В то же время он достиг исключительных успехов в деле популяризации своего искусства путем гравирования собственных композиций. Предметом настоящего исследования являются подготовительные рисунки-моделло к семейным сценам мастера и организация процесса их репродуцирования в гравюре. Данный аспект его творческой деятельности является еще не изученным, как и в целом графическое наследие художника мало освещено в русскоязычной историографии. В ходе исследования поэтапно реконструируется деятельность Ж.-Б. Грёза как популяризатора семейных сцен в гравюре на основе доступных автору исторических документов, анализа оригиналов рисунков и гравюр из отечественных и зарубежных коллекций. Выделяются такие аспекты творческого процесса художника, как графическая разработка и подготовка композиций к гравированию, достижение специфических качеств в рисунках в связи с технологиями дальнейшего репродуцирования, взаимодействие с мастерами-граверами и организация творческих и технических работ в рамках особого объединения. Автор приходит к выводу, что мастер выбирал определенный ряд гравировальных техник по критерию наиболее точного отражения художественных свойств оригиналов. Привлекая к сотрудничеству особый круг мастеров-граверов, он создал монопольное объединение для контроля за процессом создания, производства и продажи оттисков. В результате Ж.-Б. Грёз достигал выдающихся и специ­фических художественных качеств в рисунках, предназначавшихся для дальнейшего тиражирования, и в самих оттисках. Еще современники обратили внимание на превосходного качества гравюры, которые удивительно точно передавали индивидуальность техники Грёза, и выделяли их среди массовой тиражной продукции во Франции XVIII в. Рассмотренная система создания и популяризации тиражной графики явила пример оригинальной для своего времени организации гравировального процесса, показала не только художественные, но и практическо-деловые способности выдающегося мастера и стала тем аспектом деятельности Ж.-Б. Грёза, который дал новую грань понимания его художественного наследия.

При постановке цели и задач статьи автор исходил из того, что хорошо изученная ранняя история дворцовых поселений Московского и других центральных уездов Русского государства очень редко в историографии сочетается с изучением их современного состояния, в значительной мере сложившегося под влиянием дворцового прошлого. Источниковой основой статьи стали многочисленные справочные издания по истории бывших царских владений, а также информационные ресурсы Интернета, основанные на первичных официальных источниках о современном состоянии отдельных поселений. Автор определил основные социально-демографические характеристики 162 поселений из 178, включенных в Перечень дворцовых волостей и сел на 1705 г. Не установленные по исторической судьбе поселения либо до неузнаваемости изменили названия, либо бесследно «растворились» в составе других поселений. Количественный анализ разнообразных административных и социально-демографических параметров бывших дворцовых сёл прежде всего позволил установить изменения поселенческого статуса бывших дворцовых сёл Центра России в XVIII — начале XXI в., единичные случаи полного исчезновения бывших дворцовых поселений. Анализ перемен в административном статусе бывших дворцовых сёл показал, что заложенный при их основании потенциал позволил двум третям из них стать в последующем локальными административными центрами. В качестве показателя успешного демографического развития изученных дворцовых поселений в статье принят рост численности населения вплоть до конца XX в. в 70% из них. Исследование социально-экономического развития дворцовых сел привело к выводу о том, что многие из них в XVIII–XIX вв. стали и ныне остаются локальными торгово-промышленными и социально-культурными центрами. В заключении статьи констатируется, что необычному для настоящего времени успешному социально-демографическому развитию почти полутора сотен бывших дворцовых поселений способствовал целый ряд долговременных исторических, историко-географических, историко-культурных факторов. Эта относительная успешности проявилась на фоне увядания тысяч русских сельских поселений.

В статье рассматриваются основные направления взаимодействия в сфере образования в рамках Союзного государства. Новизна данного исследования заключается в том, что в нем впервые сформулирована и вводится в научный оборот авторская исследовательская позиция в отношении предмета исследования, четко очерчены границы, разделяющие процессы, происходящие в рамках Союзного государства, и развитие российско-белорусского межгосударственного взаимодействия. В контексте этой концепции выявлены и сформулированы основные этапы развития этих процессов, намечены основные тенденции формирования нормативно-правовой базы формирования единого образовательного пространства, систематизированы меры по их практической реализации. Представлен анализ развития взаимодействия Российской Федерации и Республики Беларусь в рамках Союзного государства, встроенный в общий контекст изучения союзного строительства. Обозначаются следующие этапы: 1995–1999 гг. — предварительный, включающий в себя оформление равных прав граждан на уровне межгосударственных отношений и в процессе начала союзного строительства; 1999–2012 гг. — оформление нормативно-правовой базы в части образовательного пространства Союзного государства, реализация существующих норм; 2012–2018 гг. — постепенный рост внимания со стороны органов управления Союзного государства к проблематике гуманитарного сотрудничества, адаптация сформированных нормативно-правовых актов к актуальным изменениям в сфере образования двух стран; с 2018 г. по настоящее время — формирование единого образовательного пространства Союзного государства стало остро актуальной задачей дальнейшего развития интеграции, что подтверждается реальными практическими решениями. Разведены в отдельные блоки и охарактеризованы действия, предпринимаемые органами Союзного государства, и шаги, инициируемые самими образовательными учреждениями, профессиональными кругами с целью развития сотрудничества в сфере образования. Выявлена и особо обозначена роль диаспоральных общественных организаций в рассматриваемых процессах. В результате проведенного анализа сформулирован вывод об особой роли образовательных, научных организаций, профессиональных объединений и институтов гражданского общества двух стран в развитии единого образовательного пространства.

В последние годы появилась возможностью введения в научный оборот рассекреченных документов высших государственно-политических органов, общественных организаций и духовных управлений мусульман, неизвестных широкой научной общественности. Это позволяет проанализировать формы и методы деятельности Советского государства по строительству отношений с мусульманами, выявить направления, принципы и особенности работы государственных и общественных организаций в этом направлении. Характерной чертой религиозной политики в конце 1960-х гг., одним из трансляторов которой был Совет по делам религий при Совете министров СССР, образованный в декабре 1965 г., являлось создание картины полного благополучия религиозной жизни и религиозных организаций в стране. Одним из проявлений демонстрации такого успешного состояния мусульманских организаций был показ всему миру, что советские мусульмане имеют возможность, как и их единоверцы из других государств, выезжать на хадж в Саудовскую Аравию. Совершенно очевидно, что количество выезжавших из СССР было чрезвычайно мало и существовала огромная диспропорция не только между ними и числом желавших совершить хадж мусульман, но и числом заявлений, которые поступали организаторам выезда — органам власти, в том числе Совету по делам религий. При этом руководители духовных управлений мусульман имели возможность выезжать на хадж по несколько раз, что отражало политику государства в данном вопросе. Анализ архивных документов, обнаруженных в 2022 г., показал отношение к мусульманам, совершавшим хадж, сразу с нескольких сторон: со стороны советского государства, простых мусульман СССР, органов власти и мусульман тех государств, которые посещали советские паломники в ходе своего путешествия, например — Судана и Египта. Весьма показательным выглядит и отношение к советским паломникам со стороны жителей Королевства — от простых людей и заканчивая представителями власти, в том числе и со стороны короля Саудовской Аравии.

Статья посвящена «Книге о вкусной и здоровой пище» 1952 г. в контексте развития агитации и пропаганды в СССР. Это красочное и богато иллюстрированное издание не только являлось руководством по приготовлению пищи, но и ставило задачу сформировать в общественном сознании представление об успехах социалистического строительства. «Книга…» декларировала успехи развития пищевой промышленности и жилищного строительства в СССР. Впервые в ней появляется описание социального пространства — кухни как места приготовления еды, при этом речь шла об индивидуальной кухне, появлении газовых плит и холодильников. Автор статьи показывает, что издание не в последнюю очередь ставило цель стимулировать покупательную активность граждан ради пополнения государственного бюджета. Рецепты, представленные в книге, были ориентированы на разные имущественные слои населения и лиц разного рода занятий. Рекламировались деликатесные товары: черная икра, артишоки, шампанское, осетрина и др. В то же время часть рецептов была ориентирована на работающих женщин, и в книге были широко представлены полуфабрикаты, выпускаемые пищевой промышленностью. Однако обращение к реальным условиям жизни граждан в данный период позволяет заключить, что для многих читателей книга была лишь мифом о счастливой жизни. Как показывает анализ обращений граждан к власти, многие даже не имели надежд на улучшение, а процесс модернизации жилого фонда проходил с нарушением норм социальной справедливости. Демонстрируемое в книге продуктовое изобилие оставалось лишь на бумаге. Даже в крупных городах продукты в обычные продовольственные магазины поставлялись неравномерно. Еще более мозаичной была ситуация в провинции. В условиях плановой экономики некоторые продовольственные товары доставлялись на большие расстояния. Всё это создавало предпосылки для продуктового дефицита, а «Книга о вкусной и здоровой пище» призвана была выполнять прежде всего идеологическую миссию.

Проблема кадрового обеспечения физкультурного движения в 1918–1930 гг. до сих пор практически не становилась объектом специального научного исследования, несмотря на то что во многом от ее решения зависел успех развития физкультурного движения, которому в советском государстве отводили важнейшую роль в деле воспитания «нового человека» и мобилизации трудовых ресурсов. В статье представлен комплексный анализ данной проблемы в указанный период. Рассматриваются закономерности в изменениях кадрового состава (качественные и количественные) инструкторов, а также выявляются факторы, влиявшие на данный процесс. Характерным явлением в эти годы была острая нехватка кадров инструкторов (тренеров). Поскольку физическая культура должна была стать одним из важнейших инструментов воспитания в духе коммунистических идеалов и в тоже время методом восстановления подорванного здоровья населения страны, необходимо было достигнуть массовости физкультурного движения, а значит, нужны были массовые инструкторские кадры. Согласно рассмотренным материалам, возникал ряд проблем на пути достижения массовой подготовки кадров, и основная из них — финансовая, поэтому количество учебных заведений и курсов росло крайне медленно, а сами инструктора часто не были заинтересованы в высоком качестве работы. Еще одной проблемой являлся социальный состав инструкторских кадров, поскольку физкультура, по мнению советских идеологов, не могла быть аполитична и существовать ради спортивных достижений. Усугублял ситуацию разнобой и несогласованность работы различных ведомств и организаций. Всё это вместе взятое привело советское руководство к осознанию, что проблему не решить без жесткого регулирования и контроля процесса подготовки кадров, а также масштабной финансовой поддержки, что отразилось в решениях партии и советского правительства, комсомола и профсоюзов в 1929 и в 1930 гг., когда система управления физкультурным движением была кардинально перестроена, а проблема нехватки кадров получила комплексное решение.

Тенденции развития современной историографии во многом определяются влиянием лингвистического поворота на методологию изучения российской истории, в том числе в плане развития практик использования дискурсивного анализа применительно к текстовым источникам, отражающим мировосприятие современников. Историческое сообщество осознало методологическую несостоятельность как использования научного языка западной академической науки, так и поиска универсальных исторических понятий, пригодных для изучения истории любой страны, независимо от ее социокультурного своеобразия. На первый план выдвинут принцип контекстуальности, т.е. исследования исторических явлений в рамках той социокультурной среды, которая породила это явление, что актуализирует обращение к политической истории Российской империи с использованием новой оптики ее видения — методологии дискурсивного анализа текстов современников. Познавательные возможности названного подхода можно продемонстрировать на примере анализа языка текстов, представляющих контент публичного и мемориального дискурсов о выборах в Государственную думу Российской империи, избирателях и народных избранниках. В фокусе внимания автора — понятия, употребляемые современниками, в которых отражалась историко-культурная национальная специфика восприятия «русского избирателя» и «народных избранников» как акторов исторического процесса, которые были призваны «участвовать в судьбе своей страны». Так, раскрытие смысла наиболее часто употребляемого понятия «русский» в дискурсе современников включает понимание его и как репрезентации хранителя традиции национальной политической культуры, и как центростремительной силы, сплачивающей русских в их осознании своей этнокультурной идентичности. Эта специфика зафиксирована в объяснении современниками значимости проекта народного представительства, «дарованного царской волей», который представляет собой форму «исконно русского самодержавия». Осознание гражданской идентичности русским избирателем в публичном и мемориальном дискурсах современников представлено восприятием «выборных от населения» как «своих» в отличие от правительственных чиновников, выступающих в образе «чужого». Раскрывая аутентичный смысл понятий, которыми пользовались современники, возможно уяснить ценностный мир, правила социальной коммуникации людей в поворотный исторический период реформ и революций в России начала ХХ в.

Представленная статья посвящена анализу писем уроженки города Верхнеудинска (ныне Улан-Удэ) Екатерины Александровны Сергеевой, в замужестве Танской, которые она писала родным и друзьям в процессе получения образования — сначала в Троицкосавской гимназии, а затем, с 1903 г., на Бестужевских высших женских курсах. Пореформенное развитие Российской империи привело к естественному изменению условий женского существования, значительно разнообразив его формы. Ведение в широкий обиход понятия личной свободы, модернизация системы образования стимулировали как процесс общественной эмансипации в целом, так и процесс женской эмансипации. Происходившие общественные перемены отражались в частной жизни современников, свидетельства чего мы находим в их личной переписке. В своих письмах Е.А. Сергеева выходит за рамки женского «бытового» повествования, расширяя и обогащая его сюжетами, связанными с процессом обучения, размышлениями о прочитанных книгах и о происходивших общественно-политических событиях, самопрезентацией внутреннего «я». Письма героини можно условно разделить на троицкосавский период, в течение которого Екатерина много размышляла и писала о желании обрести свою автономность, и петербургский — период деятельной реализации обретенной самостоятельности. Кроме того, в письмах представлен процесс рождения женщины нового типа, не ограничивающей себя комплексом исключительно женских обязанностей. Исследование корпуса писем Екатерины Александровны Сергеевой (Танской) позволяет сделать вывод о начале процесса формирования круга «внедомашних» интересов женщин на окраинах Российской империи. Данный процесс развивался в течении XIX в. в центральных регионах империи, однако в Забайкалье он имел медленный и далеко не повсеместный характер. В целом письма Е.А. Сергеевой являются уникальным для региона историческим источником, позволяющим реконструировать историю глазами женщин, чей взгляд на личные, общественные и государственные события не был востребован специалистами в области социальных и гуманитарных наук вплоть до конца ХХ в.

В основе исследования лежит документ 1821 г., который представляет собой подробное описание помещений квартиры только что ушедшего из жизни профессора Московского университета И.А. Гейма. С 1781 г. продвигаясь по службе в университете (при этом сохраняя связи с Германией), Гейм поднялся до профессора, а затем и до ректора Московского университета. Изучая его домашний быт, можно получить картину жизни «русского немца» — представителя академической культуры (с ее академической же повседневностью). В квартире Ректорского дома близ Моховой в соответствии с описью выделены 4 жилых комнаты, кухня и конюшня (располагавшаяся на нижнем этаже). Покомнатное описание мебели, одежды, посуды и других предметов обихода, сведения о составе домашней библиотеки воплощают анторопологические характеристики профессорской субкультуры. Вещь рассматривается автором статьи как содержащийся в ней в свернутом виде «клубок» культурных практик, а структура жилища и его наполнение — как воплощение образа жизни профессора. Перечень многочисленных предметов кухонной утвари, наличие кареты, дрожек и нескольких наборов упряжи на конюшне свидетельствуют о полной автономности существования, а наличие большого числа стульев и обеденных приборов позволяет говорить об степени «публичности» пространства. Набор одежды (повседневной и парадной), ордена, наличие заемных писем и свободных денег свидетельствуют об относительно высоком материальном и символическом статусе Гейма, демонстрируют достаток, стремление к бытовому удобству «частного человека». Но сдержанная стилистика оформления квартиры, множество столов, книг, измерительных приборов и канцелярских принадлежностей (атрибутов рутинного академические письма) — всё это говорит о приоритете интеллектуальных занятиях профессора на дому. Рассмотренный на историко-культурном фоне материал описи позволяет расширить представления о малоизученной в целом субкультуре университетских преподавателей как специфического слоя «среднего рода людей» — российской интеллектуальной элиты конца XVIII — начала XIX в.

Статья посвящена уникальному случаю в истории католической церкви: казни за участие в мятеже против короля в 1405 г. архиепископа Йоркского Ричарда Скроупа. Конфликты монархов и прелатов — обычное явление для средневековой Европы. Время от времени государи заточали строптивых иерархов в темницы и даже могли пойти на их физическое устранение, но никогда — путем публичной казни. В статье анализируются возможные причины, вынудившие Ричарда Скроупа, поддержавшего восхождение Генриха Болингброка на английский престол в 1399 г., выступить с войском против своего короля. Следует ли воспринимать восстание архиепископа в контексте мятежа в июле 1403 г. Генри и Томаса Перси, с которыми Скроупа связывали родственные узы, или же в нем следует искать подражание Томасу Бекету, открыто выступившему против Генриха II, чтобы защитить свободы английской церкви? Помимо попыток найти ответы на эти вопросы, в статье анализируется общественный резонанс, вызванный казнью архиепископа. В первую очередь рассматривается реакция папского престола, а также меры, предпринятые архиепископом Кентерберийским Томасом Эранделом, направленные на сокрытие от народа информации об отлучении причастных к казни лиц, в том числе самого короля. Во-вторых, изучаются слухи, циркулировавшие в английском обществе по поводу характера болезни, поразившей Генриха сразу после казни Скроупа. Молва называла болезнь короля проказой, полагая ее карой за пролитие крови служителя Божьего. Наконец, особое внимание уделяется культу казненного Скроупа, почитаемого в Йорке в качестве святого. Вопреки королевским запретам и даже попыткам преградить доступ к могиле Скроупа в йоркском соборе, поток пилигримов к месту его погребения не иссякал. Почитание Ричарда Скроупа неожиданно получило поддержку короны в период правления королей из династии Йорков, видевших в казненном архиепископе противника дома Ланкастеров.